Они появились осенним вечером. Моя сестра, работающая в благотворительной организации, попросила приютить их на пару недель. Я вышел встречать к подъезду и увидел двух азиатских девушек с огромными баулами. Одна, очень красивая, с открытым, смелым взглядом, растерянно улыбалась. Другая была старше, с серым лицом, на костылях. И еще с ними была девочка лет восьми, сразу видно: чертенок
Они были беженками из Афганистана. Красавицу звали Надией, она, как мне объяснили, была актрисой. Ее сестре Шугуфе во время теракта оторвало ступню. Надия говорила по-английски, остальные - только на фарси. Тем не менее Садаф, дочка Шугуфы, уже через пятнадцать минут как ни в чем не бывало носилась по дому с нашими детьми и что-то уверенно им затирала.
Шугуфа целыми днями сидела в комнате, выходила только поесть да в туалет. Она напоминала попавшее к людям раненое животное. Зато с Надией мы сразу подружились, словно она всегда с нами жила. Делать им было нечего. Комитет помощи беженцам «Гражданское содействие» упросил комиссариат ООН рассмотреть вопрос об их отправке в Европу, и надо было ждать ответа. Постепенно Надия рассказала нам свою историю.
Иран
Моей матери было двенадцать, когда они убежали в Иран - в Афганистане шла война с русскими. В Иране она вышла замуж за моего отца, тоже афганца. Мой отец был крестьянином, мама ему помогала. Мы жили в пригороде Тегерана. Отец и мать работали в огороде, иногда мать сидела с чьими-нибудь детьми. До шестнадцати лет я тоже с ними работала.
А сейчас тебе сколько?
Мне двадцать два, Шугуфе двадцать семь, брату девятнадцать, а младшей сестренке четырнадцать. В Иране мы учились, но не очень много. Я дольше всех - восемь лет. Афганские дети там не могут учиться как остальные, потому что у них нет гражданства. Но афганские беженцы сами сделали для себя одну школу, начальную. Там учились и девочки, и пожилые женщины, которые решили обучиться грамоте. Эта школа бесплатная. Потом один год я сама работала там учительницей - тоже учила читать и писать. До обеда учила, а после обеда шла учиться уже в настоящую школу. Для иранских детей учеба бесплатна, а для нас очень дорогая, но при этом они не дают никакого аттестата. Я могла сидеть в классе, слушать, но меня никогда не вызывали к доске.
Мой отец думал, что я тоже буду крестьянкой. Никаких других возможностей и не было, так что я тоже так думала. Найти работу в Иране афганцам трудно, разрешения на работу у нас не было. Но однажды мой отец и муж Шугуфы нанялись работать на уборке на чьих-то полях. Утром сели на мотоцикл, поехали на работу - и погибли, врезались в фуру.
Мы пытались вести хозяйство сами, но мать заболела, у нее случилась грыжа, она слегла. Я могла лишь подрабатывать где-нибудь нелегально, одно время работала в ателье, но прокормить семью не могла. Примерно через полгода мы с Шугуфой решили, что нам надо вернуться в Афганистан. Поговорили с мамой - она согласилась.
Почему туда?
Мы ничего не знали про Афганистан, мы просто думали, что это наша страна и там все будет легче. В Иране у нас не было документов, мы не могли работать, продолжить образование. У нас не было шанса выкарабкаться. Персы ненавидят афганцев. Все афганцы для них тупые и невежественные оборванцы. Конечно, не все так думают, но большинство. Когда я работала в ателье, и клиентки узнавали, что я афганка, они все говорили: «Афганка? По тебе и не скажешь…» Для меня это было ужасно, ужасно! На самом деле я ненавижу Иран, у меня очень плохие воспоминания о нем. Я старалась красиво одеваться, но у нас дома было очень бедно. Я мечтала об Афганистане, думала: вот вернемся в свою страну, я смогу быть как все, смогу работать и учиться где захочу. У меня были огромные планы. Я с детства обожала кино и всегда мечтала стать актрисой.
Кабул
Мы продали дом, получили бумагу в Тегеране, и нас отправили на автобусе в Герат. Я думала, что Афганистан - это примерно как Иран, только там мы будем иметь права. Но в Герате мы сразу увидели, что Афганистан совсем другой. Мужчины с автоматами, трещат мотоциклы, много очень грязных детей, которые просят: «Мани! Мани!» Я испугалась, но мы уже приехали и не могли вернуться. Мама неуверенно сказала: «Может, в Кабуле получше?»
Она забыла Афганистан?
Ей было тринадцать, когда она убежала, она ничего не знала. Мы пересели на другой автобус и поехали в Кабул. Поспрашивали людей в автобусе, они сказали: «Езжайте в Дашт-е-Барчи, это дешевый район, может быть, найдете комнату». В Кабуле и правда было получше, хотя и ненамного. Мы поехали в Дашт-е-Барчи, и нам быстро сдали комнату. Денег у нас было немного.
А родственников в Афганистане не было?
Были, дядя и тетя. У тети два сына в Англии, у дяди сын в Германии. Они очень гордые, не хотели иметь с нами дела. Но мы познакомились с соседями, они пытались нам помочь, сказали: «Твой брат может пойти торговать картошкой на улице». У них я увидела телевизор, там шел фильм. Они сказали: «Это первый афганский сериал». Я говорю: «Я тоже хочу быть актрисой». Они: «Ну пойди попробуй, может, и возьмут…»
Я нашла адрес, пришла, рассказала о себе, и через неделю они позвонили. Когда были первые пробы, я боялась: как я смогу это сделать? Но я сказала себе: давай! Играть было так интересно! На первой пробе я сыграла хорошо - мне и самой так показалось, и они так сказали: «Перед тобой были люди, которые что-то говорили, но не могли играть, а у тебя прекрасная мимика. Ты можешь быть актрисой…»
Всего через месяц после приезда я нашла работу. Я была счастлива! Я нашла какой-то путь в жизни, каких-то интересных людей. Моя семья была счастлива тоже: это были деньги, и они знали, как я мечтала быть актрисой.
Какими тебе показались афганцы?
Они были лучше для меня, чем персы. Правда, я ничего не знала про культуру. В Иране если девушка с парнем говорят о чем-то на работе, это нормально. Но в Афганистане о тебе обязательно пойдут слухи. Еще соседки сразу мне сказали: «Сними это, надень афганскую одежду». Люди здесь не любят иранскую одежду.
Она более открытая?
Нет, это была закрытая мусульманская одежда, но просто другого кроя.
Они не любят всех непохожих, непонятных, с кем могут быть какие-то проблемы. Парни пристают на улице, дети хотят денег. Я поменяла одежду, старалась говорить без акцента. Я выбрала жизнь в Афганистане, и мне надо было найти с ними контакт. Я пыталась найти что-то общее, возможность дружить.
Первый сериал
Мой первый сериал назывался «Тайна в нашем доме». Я была девушкой, любила парня, но наши семьи были против, потому что мы были разных национальностей: он пуштун, а я хазарейка (хазарейцы - национальное меньшинство монгольского происхождения, мусульмане-шииты. - «РР»). Но мы все равно поженились, и у меня возникли проблемы с его родителями: они старались разрушить наш брак. Потом я забеременела, мой муж все время ругался со мной, потому что его мать говорила обо мне что-то плохое, врала. Отношения у нас испортились, он стал меня бить… Мне было очень интересно это играть. Я впервые задумалась: «Почему мы такие? Почему мы не изменим что-то?»
Кто был режиссером?
Она известный режиссер, перед этим сняла несколько фильмов в Иране и Пакистане. Она хорошая женщина, мне очень помогала - я же ничего не знала. Потом я нашла людей, которые познакомили меня с другими режиссерами.
А что там были за люди? Интеллигенция?
Да не особо. Остальные актеры не очень старались, они работали за деньги, а не потому что очень это любят. Большинство были мужчины, сильно старше меня. Девушки говорили, что у них проблемы с семьями из-за того, что они работают на ТВ. Я сказала: «Ну, с этим я разберусь, моя семья рада моей работе». Мне казалось, что я все могу изменить - в моей жизни, в Афганистане, везде. Мне так хотелось быть популярной, чтобы все меня любили, уважали…
Все было замечательно, пока моя девушка в сериале не забеременела. Не знаю, как они узнали мой номер, но мне начали звонить. Неизвестный номер, мужчина. Говорит: «У тебя стыда нет, почему ты играешь беременную?!» Я говорю: «Что в этом такого? Женщины беременеют, это нормально. Как ты появился на свет?» Пыталась объяснить - бесполезно, не слушает. «Ты хазарейка, ты нас позоришь! Ты должна уйти. Если не прекратишь, мы тебя убьем, как ту девку». Я слышала об этом, но сначала не поверила: была девушка, которая тоже работала на этом телевидении, и кто-то ее зарезал.
Потом еще один позвонил: «Ты играешь беременную, твой муж тебя бьет, он дотрагивается до тебя. Таджики будут над нами смеяться!» Я говорю: «Да не трогает он меня! Он же не бьет меня на самом деле!» Но он тупой, не понимает, в чем разница.
Кто это был?
Не знаю. Хазарейцы. Потому что если хазарейская девушка что-то делает, то пуштуны или таджики им говорят: «О-о-о, смотри, ваши девушки какие…» В Афганистане очень много радикальных исламистских групп - в каждом племени, в каждом городе. Лично я не верю никакой религии. Для меня ни религия, ни национальность не имеют никакого значения. Но для них это очень важно. Моей семье они тоже звонили. Я сменила номер, но они узнали новый.
Не знаю. Может, у шоферов, которые возили меня в студию. Я стала беспокоиться, только когда услышала про ту девушку. Она играла в сериалах с непокрытой головой. Я рассказала продюсерам, они сказали: «Откуда ты знаешь, что ее поэтому зарезали? Может, у нее были другие проблемы? Не обращай внимания!»
Почему они так сказали?
Потому что им было на меня наплевать. Им просто хотелось, чтобы я продолжала работать. Я спросила: «Может, заявить в полицию?» Они сказали: «Не надо, они ничего не сделают». Я решила, что это опасно, и после четырех или пяти звонков ушла с сериала.
Клип
Я нашла другой сериал. Мы снимали его полгода, так что месяцев шесть-семь я не показывалась на экране. В этом сериале я была молодой девушкой в очень традиционной семье. Любила парня, но он был очень бедный, а моя семья хотела, чтобы я вышла за богатого. Тогда мой возлюбленный стал курить опиум. Но я нашла его, отвезла в больницу, постаралась помочь ему бросить, моя семья увидела, как мы любим друг друга, и мы таки поженились. В общем, это был фильм про мак - в Афганистане это больная тема, очень многие крестьяне его разводят и многие употребляют. Там было десять серий, я доиграла до конца, никаких проблем не было.
А через пару недель я готовила на кухне, и тут звонит один приятель. Говорит: «Ты что, снимаешься в клипах?» - «Нет». - «Но я тебя видел в клипе». - «Может, ты похожую девушку видел? Я нигде не снималась». Он говорит: «Включи телик». И в этот момент мои домашние меня зовут: «Надия, иди скорей, погляди!» Я прибежала и вижу себя в каком-то музыкальном клипе. Оказалось, один известный певец, Латиф Нангархари, взял кадры из этого сериала и вставил в свой клип. Я там в традиционной одежде. Он поет про прекрасную афганскую девушку, какие у нее глаза, походка. И тут же мне стали звонить - знакомые, дальние родственники: «Зачем ты снялась в клипе?! Ты что, танцовщица?!»
Танцовщица?
Это девушки, которые танцуют перед мужчинами за деньги.
Стриптизерши?
Нет, они не голые, но это все равно. В Афганистане их даже и нет, наверное, но в Пакистане это очень популярно. И эти девушки снимаются в клипах. Поэтому, если девушка снялась в клипе, все считают, что она танцовщица. Это дурная профессия, ее все будут ненавидеть. «Ты снялась в клипе, ты нас позоришь!» Я говорю: «Да не снималась я нигде, это просто кадры из сериала!» - «Нет, снималась. Как ты позволила какому-то мужчине петь про себя? Ты показала свое лицо, походку…»
Я сразу побежала на студию: «Почему вы это сделали?» - «Мы ничего не делали». Но я была очень злая, накричала на них: «Вы за это отвечаете! Вы что, не знаете, что если девушка снимается в музыкальном клипе, люди считают ее танцовщицей?!» Они говорят: «Хорошо, мы разберемся».
Клип показывали все время. Мне звонила куча народа, и знакомые, и незнакомые, ругали, говорили грязные вещи: «Я тоже тебя трахну…» Когда я выходила из дома, все меня доставали. Парни шли за мной, напевали эту песенку, иногда просто повторяли какие-то диалоги из сериала и ржали. После этих двух сериалов все меня уже знали. Я стала закрывать лицо, до этого я никогда не закрывалась. Один раз мальчишка на велосипеде сдернул с меня платок. Ужасно все это было. Я все время сидела дома.
И опять стали звонить эти исламисты: «Ты теперь танцовщица, это уже слишком, мы тебя убьем, пока ты еще что-нибудь не выкинула». Я множество раз пыталась им объяснить что-то, но это тупые люди. Я звонила в кинокомпанию, но они перестали мне отвечать. Через неделю я снова пришла туда, они говорят: «Мы до него не дозвонились, номер выключен. У нас нет времени этим заниматься. Если хочешь, звони ему сама».
Но ведь он украл их собственность…
Эта компания продала сериал, получила свои деньги. Зачем им ввязываться в какую-то историю? Это могло испортить их имидж. Если люди узнают, что у них что-то украли, о них плохо подумают - что они слабые. Они дали мне его номер, сказали, что вообще-то он живет в Лондоне, но сейчас приехал в Афганистан на пару дней.
Я звонила ему много раз. И дозвонилась. Говорю: «Почему ты это сделал? Я не разрешала использовать мои съемки». Он говорит: «Это не я, это редактор клипа, в Лондоне. Мы взяли твои кадры просто потому, что ты одета в народную афганскую одежду». Я говорю: «У меня куча проблем из-за этого, пожалуйста, снимите этот клип с вещания». Он говорит: «Я не могу остановить, мы вложили в него много денег. Это моя новая песня, мы должны ее раскручивать». Я говорю: «Я напишу заявление в полицию». «Делай что хочешь!» - и бросил трубку.
Я пошла в полицию, рассказала. «Мы посмотрим, что можно сделать. У нас будет совещание, мы обсудим и вам перезвоним». Я приходила туда много раз - одно и то же: «Перезвоним». Но через две недели мне позвонил Латиф Нангархари: «Я знаю, что ты ходила в полицию и жаловалась на меня. Я здесь всех знаю, всех полицейских шишек. Будешь выступать - пожалеешь». И бросил трубку. А через минуту мне позвонил мужчина, говорит: «Я генерал полиции. Латиф Нангархари наш гость, мы за него отвечаем. Мы тебе не позволим его беспокоить. Если будешь еще жаловаться, и сама в тюрьму сядешь, и всю семейку твою посажу, поняла?» Я испугалась, потому что в Афганистане это реальность: если какой-то сильный полицейский хочет что-то сделать, он сделает, и никто ему не помешает. После этого я ничего не могла сказать даже в интервью на телевидении - боялась, что они со мной что-нибудь сделают.
СПИД
Я решила бросить сниматься. Но потом меня пригласили еще в один фильм - короткометражку про СПИД. Я там играла женщину, которая приходит к врачу, и он говорит, что у нее СПИД. Родители мужа узнают это, решают, что она с кем-то спала и заразилась. Она говорит: «Я не имела ни с кем отношений. Может быть, я заразилась от мужа?» А ей: «У нашего сына не может быть такого!» Ее выгоняют из дома, говорят мужу, чтобы он взял другую жену. Но муж идет к врачу, потому что беспокоится за себя, и выясняется, что у него тоже СПИД. Они понимают, что жена заразилась от него, и остаются вместе. Это было что-то вроде обучающего фильма: что делать, если у кого-то из близких обнаружили СПИД.
Этот фильм показали по всем каналам, и мне опять стали звонить: «Ты играешь спидозную! Ты что, проститутка?» Они не различают телевидение и реальность. Если я играю спидозную, то все это увидят, будут говорить об этом. А если я позволяю про себя такое говорить, значит, я и есть спидозная шлюха. Это для них одно и то же. Ну, почти одно и то же: если бы у меня правда был СПИД, меня бы просто убили.
Серьезно?
Да, конечно. Те, у кого правда СПИД, никогда не идут к врачу. Потому что это позор. Сами родственники убьют - иначе в деревне все узнают, сделают жизнь этой семьи невыносимой. Там девушку убивают только за то, что она переспала с кем-то до свадьбы. Никто их не осудит. Наоборот, если они не убьют, а полиция про это узнает, то они и парня, и девушку посадят лет на пятнадцать.
Как это работает? Вот ко мне кто-то приходит и говорит: «Я видел твою дочь с мужчиной». Почему я не могу сказать: «Иди на фиг, не твое дело»?
Здесь можешь. А там человек говорит: «Я ее убью». Он даже не будет спрашивать: где, когда? Может быть, ты врешь? Он просто пойдет домой и сделает что-то плохое в своей семье. Когда мы были в Иране, отец меня очень сильно побил за то, что я говорила с одним мальчиком и протянула ему руку на прощание. И еще передала ему письмо от другой девочки. Я была маленькой, одиннадцать лет. Я пыталась объяснить ему, что там ничего не было, это было чужое письмо, но он кричал: «Ты с моей честью играешь!»
А тут и мать стала говорить: «Ты о чести нашей подумала?» На самом деле людей просто злит, что женщина работает на телевидении, что она свободней, чем они. В Афганистане, если ты женщина, ты не можешь выбирать себе судьбу, не должна хотеть большего. Но я не могла принять это, я не была деревенской девушкой, которая умеет только готовить и рожать.
Я чувствовала, что теперь все стало серьезней. По вечерам, когда я возвращалась домой, я часто слышала, что за мной кто-то идет. Я боялась, что меня зарежут. Я снова пошла в полицию, рассказала им все это - про звонки, угрозы. Меня отвели к генералу - толстый такой старик. Я ему все рассказала, он спрашивает: «Зачем же ты стала актрисой?» - «Потому что я люблю это, это моя работа и я не хочу больше копаться в огороде». - «Ну ты же знаешь, что у нас в Афганистане люди неграмотные, они не понимают искусства. Может, тебе стоит подождать с этим?» Я говорю: «Почему я должна надеяться, что другие изменят Афганистан, если я не могу? Я хочу менять его сейчас. Помогите мне!» Он говорит: «У меня есть предложение. Конечно, я смогу о тебе позаботиться, приставить телохранителей, они будут с тобой все время, тебе нечего будет бояться, сможешь свободно продолжать работу. Но ты должна спать со мной. Подумай над этим». Он был такой старый! Я говорю: «Извините, я не могу заводить отношения с кем-то, кого не люблю». - «Ну что ж, мы тебе позвоним…» Я поняла, что делать он ничего не будет.
Мы опять переехали, сняли другую комнату. Я решила больше никогда не играть в Афганистане. У меня накопилось немножко денег, я стала искать другую работу. Ходила в какие-то строительные компании, надеялась устроиться секретаршей или на ресепшен. Это была единственная работа, на которую я могла рассчитывать. Но в Афганистане «секретарша» - это эвфемизм. Это значит, что ты собой торгуешь. Я ходила по фирмам, и все мне говорили: «Ну, ты можешь быть моей секретаршей…»
Но тебя же все знали.
От этого только хуже. В Афганистане мало кто думает о чувствах к женщине. Если они видят, что женщина в чем-то нуждается, они просто стараются ее использовать. Особенно потому, что я была известна: они хотели не только поиметь меня, но и похвастаться этим.
Ты не представляла этого, когда ехала в Афганистан?
Конечно, нет! В Иране все уважают артистов, поэтому это было моей мечтой. Я сама обклеивала стены фотографиями актеров, я любила их. Там все мечтают сфотографироваться с актрисой, поговорить с ней. А тут меня все просто хотели. Люди вообще не понимают, что такое артист. Для них это девушка, которая работает на телевидении с мужчинами, ее там трогают - значит, она дурная. Они не понимают, что это игра, искусство. Их интересует только то, что меня кто-то трогал. В общем, я тогда так и не нашла никакой работы.
Черный тюльпан
А вскоре в Афганистан приехала американская съемочная группа. Они довольно долго звонили мне, но я не брала трубку. Потом мне позвонил один знакомый с телевидения, сказал, что американцы хотят со мной встретиться. Я ответила, что больше не снимаюсь. Вскоре он перезвонил, сказал, что они все равно очень просят о встрече, и мы с младшей сестрой поехали к ним в гостиницу.
Режиссером была одна афганская женщина, живущая в Штатах, Соня Насери Коул. Она из богатой семьи, во время советской оккупации убежала в Америку, там вышла замуж за строительного магната. Потом я узнала, что она очень важная персона, подруга Рейгана и Карзая, открыла больницу в Кабуле.
Она сказала: «Мы снимаем фильм про Афганистан, про афганскую культуру, про то, как люди тут борются за свободу, против талибов. Я видела ваши предыдущие ленты, вы мне очень нравитесь, я бы хотела пригласить вас. Мне кажется, это и для вас может быть полезно. Оператор и вся съемочная группа из Голливуда, они очень хорошие профессионалы. Это будет хорошим шагом для вашей карьеры». Но я отказалась, сказав: «Если я снимусь в антиталибском фильме, меня убьют в тот же день».
«Я не хочу вам навредить! Я вам помогу, вам не надо будет здесь оставаться, - говорит она. - У меня своя киностудия, мне ничего не стоит пригласить вас в Голливуд. Там вы сможете продолжить обучение. Там они вас не найдут. Я же сама афганка, я много перенесла, но сейчас я знаю много важных людей и в Америке, и в Афганистане. Я хочу вам помочь, даже если вы откажетесь. Я же вижу, что вы прекрасная актриса».
Она рассказала несколько историй про афганок, сказала: «Я понимаю, что вы здесь не имеете никаких прав, но в Америке жизнь совсем другая. Такая девушка, как вы, может сделать очень много и радоваться жизни…» Она была дружелюбна, и я видела, что это сильная женщина. И я поверила ей. Я перестала сниматься, но я же не забыла свою мечту.
Фильм назывался «Черный тюльпан», я снималась два месяца. По сценарию мы с сестрой открываем ресторан. Наши отец и мать погибли во время советской оккупации, мы убежали в Америку, выросли там. Потом, после свержения «Талибана», мы возвращаемся в Афганистан - с сестрой, ее мужем и сыном - и решаем открыть этот ресторан. Мы хотим показать афганцам, что такое свобода, что теперь мы можем сделать другую страну. В наш ресторан приходит много иностранцев и афганцев. Мы строим сцену, с которой каждый может сказать все, что захочет, чего не может говорить на улицах. И все приходят к нам, говорят о свободе, слушают музыку и пьют алкоголь. Но талибы узнают про нас и решают убить. Сначала пытаются взорвать ресторан, потом похищают каких-то детей - в общем, всячески вредят. Я влюбляюсь в мужчину, но его отец старый и консервативный, а я современная девушка, которая хочет продолжить образование. Мы все равно решаем пожениться, но на свадьбу приходят талибы и убивают меня и моего мужа. Тогда моя сестра с мужем решают уехать, но люди приходят к ним и умоляют: «Пожалуйста, не уезжайте! Вы были первыми, кто показал нам, что такое свобода, мы с вами, мы вам поможем!» И они остаются… Клюква, в общем.
У меня была главная роль, кроме меня, никто из афганцев там не снимался. Большинство актеров были американцами, кто-то из Пакистана, кто-то из Индии. На съемках я поверила Соне еще больше: я видела, какие влиятельные люди приходят посмотреть на съемки, я поняла, что она правда может мне помочь. Когда мы снимали, было много проблем. Однажды прямо рядом с нами началась перестрелка. В соседнем доме была другая американская гостиница, талибы напали на охрану, хотели ворваться внутрь и перебить американцев. Началась стрельба, мы все попадали на пол. Все очень испугались. На следующий день два продюсера бросили съемки и уехали в Америку. Но Соня не очень испугалась, она знала, что у нее хорошая крыша. Она взяла все в свои руки и продолжила съемки.
Только один раз мы с ней сильно поругались. Мне не нравился диалог про невинность. Мы сидим с матерью перед свадьбой, она дает мне белую простыню, и я должна сказать: «Я обещаю отдать тебе ее окровавленной». Я говорю: «Я не могу такое говорить. Вокруг нас масса афганцев, все будут смеяться. Никто так никогда не говорит. Американцы будут думать, что мы животные какие-то. Я же читала сценарий, там этого не было». А Соня: «Я режиссер, я решаю. Я показываю нашу культуру». Но я уперлась: «Не буду этого говорить». И не сказала. Но боюсь, она все-таки вставила эти слова в фильм.
Мы закончили мои сцены, но они продолжали снимать другие - перестрелки с талибами и так далее. Они жили в гостинице, а я дома. Недели три я их не видела, только созванивалась. А потом ко мне пришел один парень, афганец, который работал в группе, и принес тысячу долларов: «Это твой гонорар». Я говорю: «А где все?» - «Они уже в Америке». Я опешила: «Как они могли? Что я буду делать? Они же мне обещали… Я ведь звонила Соне три дня назад, она сказала: “Все замечательно, может быть, нам потребуется еще пару недель”».
Я стала звонить Соне, всем остальным, но все телефоны были выключены. Звонила на американские номера - там автоответчики или никто не отвечал. Написала десятки имейлов, сообщений на фейсбуке. А месяца через полтора поняла, что это бессмысленно: она не собиралась мне помогать.
Газни
Три месяца, пока они монтировали фильм, я жила дома. Потом они его доделали и прислали копию в Афганистан. Сначала показали в американском посольстве и на американской базе, потом в кинотеатре «Ариана». Я очень испугалась, когда мне сказали. Смотреть не стала. Я не знала, что делать. Не имело смысла идти в полицию, сами полицейские мне говорили: «Зачем ты снимаешься у американцев? Талибы тебя убьют». Я все время боялась, даже заснуть боялась, потому что они могли прийти ночью.
Через четыре или пять дней меня пытались похитить. Я шла по улице, там стояла машина, потом поехала за мной. Там были двое, лица замотаны. Я поняла, что они меня ждали. Я побежала, увидела открытую дверь, заскочила туда, закрылась. Там была семья, они подумали, что я воровка, пытались меня выгнать. Я стала просить их: «Пожалуйста! Кто-то хочет меня похитить, я актриса». Открыла лицо. Они говорят: «Мы тебя видели по телевизору, ты Надия? Мы не можем тебе помочь. Если они захотят войти, мы не сможем им помешать. Вдруг они сделают что-то с нами? Тебе надо уйти». Я заплакала. Но там был дедушка, он говорит: «Нет, мы обязаны сделать это ради Аллаха. Иди на крышу, мы скажем, что ты ушла». Там крыши домов соединяются, по ним можно уйти. Я залезла на крышу, спряталась в голубятне. Они заперли дверь, подождали, потом позвонили в полицию. Когда полицейские приехали, хозяева послали за мной ребенка. Я спустилась, все рассказала. Они спросили номер машины, но я, конечно, не помнила. Они сказали: «Мы будем искать», но я уже понимала, что они ничего не будут делать.
А еще через пару недель брат сказал мне, что фильм везде продается, он вышел на CD. Я сказала семье, что надо уезжать из Кабула. Мы все продали. Мама сказала, что надо поехать в провинцию Газни - там в кишлаке был бабушкин дом. Деньги у нас кончались, снимать квартиру было не на что. «В Кабуле тебя все знают. А там будешь ходить в чадре, не будем ни с кем общаться».
В бабушкином доме мы прожили неделю. Однажды мы с Шугуфой утром вышли из дому. Она подошла к калитке, и что-то взорвалось. Я помню, что держала в руках ее оторванную ступню и не знала, что с ней делать. Сестра плакала: «Что со мной?», а я смотрела на ногу, на нее, я ничего не чувствовала, как будто сошла с ума. По тому, как были раскиданы камни, я поняла, что в земле еще что-то есть. Я оттащила Шугуфу домой. Мой брат вылез через крышу на другую сторону и побежал за полицией. Когда полиция пришла, они нашли еще три мины. Мы отнесли Шугуфу к врачу - он был рядом с домом, - но он сказал: «Я ничего не могу сделать, я не хирург, у меня ничего нет». Мы поехали в город на машине, привезли ее в больницу. Только тогда я заплакала.
Больница там большая, но в ней не было хороших врачей, они были где-то в отъезде, в другой провинции. Нам сказали: «Если можете, езжайте в Кабул». Мы поехали в Кабул. Провели в больнице двадцать дней. Я ходила с закрытым лицом и ни с кем не разговаривала: очень боялась, что меня узнают. Я все время плакала - вспоминала ногу сестры у меня в руках и плакала.
За это время моя мать продала дом и послала нам деньги. Мы заплатили за больницу, купили русскую визу, потому что у нас было мало времени: чтобы получить какую-нибудь визу в Афганистане, нужно два или три месяца, а русскую можно быстро купить. Денег хватило только на меня, Шугуфу и Садаф. Мама сказала: «Езжайте, мы останемся». Нога у Шугуфы еще болела, но мы сразу улетели в Москву…
Москва
Тянулись недели. Надия с Шугуфой ждали ответа из ООН. Тем временем «Гражданское содействие» искало деньги на хороший протез для Шугуфы. Как ни дико звучит, им с Надией очень повезло: за них специально попросили, их вопрос рассматривался вне очереди. Никто из десятков тысяч афганских беженцев, оказавшихся в России, не имеет шансов легально уехать в Европу, да еще за несколько месяцев. Обычный человек оказывается со своими баулами просто на улице и безо всякой надежды получить статус. За него не просят верховного ооновского комиссара, ему не собирают деньги и не селят к себе домой.
Но наши девушки не очень понимали, куда попали, и просто маялись. Надия часами говорила с кем-то по скайпу, Шугуфа все время спрашивала ее, когда сделают протез и куда-нибудь их уже отправят. Только Садаф жила настоящим, носилась с детьми по квартире и рисовала на стенах.
В ютубе я нашел кучу интервью Сони Насери Коул. Глянцевая голливудская стерва с каменным взглядом заливала про демократию и права человека, которые Америка дарит борющемуся с терроризмом афганскому народу.
Ну ничего, - подбадривали мы Надию, - приедете в Европу, засудите этих гадов: и Соню, и Латифа, столько денег с них срубите, что до старости хватит.
Я понимал, что больших проблем у нее не будет: она быстро выучит любой язык и интегрируется. Как-то, заглянув в монитор Надии, я увидел ее фотку в обнимку с каким-то парнем. На лицах расслабленно-блаженное выражение.
Это мы с бойфрендом в Индии.
У тебя есть бойфренд?! А кто он?
Программист. Мы не могли открыто встречаться, конечно. Но вот в Индии здорово было.
Почему он тебе не помог во всем этом?
А что он может-то?
Раз в два-три дня Надия звонила своей семье. Они прятались все в той же провинции Газни, в другом городе - снимали комнату.
Однажды вечером, придя домой, я застал Надию пьяной, зареванной, с размазанным по щекам макияжем.
Что с тобой?
Это все из-за меня… Моя сестра потеряла ногу из-за того, что я хотела быть знаменитой. Это я виновата. Я хотела быть актрисой, чтобы меня все любили. Моя мать, вся моя семья - они говорят, что я виновата. Моя мать кричала, что ненавидит меня…
Ты сейчас звонила ей?
Да. Она верила мне, поддерживала. Когда мы жили в Иране, мой отец бил ее за то, что она поддерживала мою мечту. А теперь она меня ненавидит…
Тут из глаз Надии опять полились слезы, она скрючилась на стуле и завыла:
Я стану знаменитой! Они все обо мне узнают и ничего не смогут мне сделать! Я буду свободной! Я ненавижу ислам! Я ненавижу Афганистан! Я хочу, чтобы всех их разбомбили!
Ночью меня разбудила сине-белая Надия.
Саня, мне нужен врач.
Что с тобой?
Я выпила упаковку таблеток, хотела умереть. Мне очень больно.
Мы вызвали скорую, потом поехали за ней в больницу. Эта идиотка съела упаковку диклофенака - ничего больше спьяну не нашла. Умереть от этого было нельзя, но язву получить - запросто. Часа четыре Надия валялась в холодном приемном покое, плача, катаясь от боли по койке. Никто ничего не делал, только говорили: «Врача нет, сейчас придет». Если бы она съела что-то более серьезное, давно бы кони двинула.
Э-э-это самые медленные врачи, которых я виде-е-ела, - стонала она.
Впрочем, российская медицина подействовала на Надию отрезвляюще: она, кажется, поняла, что до ее истерик миру дела нет.
Через пару дней я решил ее развлечь. Мы поехали на концерт Умки. Это была глупость: по-русски Надия не понимала, а драйва не было, концерт был вялый. Но под конец по сцене пробежало электричество, что-то вдруг включилось. Я видел, что музыканты сами удивленно глядят друг на друга. И тут Умка запела Motherless Сhild, спиричуэл, превращенный ею в совсем другую песню - мрачную, бешеную и отчаянную.
Sometimes I feel like a motherless child,
Sometimes I feel like I almost gone,
A long way from home.
And I call my mother, I need my mother!
And I call my brother, I need my brother!
I need my freedom, freedom, freeeedom!
Умка кричала так, что волосы шевелились. Я взглянул на Надию и увидел, что она изумленно замерла, глядя на певицу. «Это же про меня…»
Через несколько дней стало заметно, что Надия чем-то встревожена. Оказалось, что ее семья уже три дня не выходит на связь. Мы, конечно, постарались успокоить ее, сказав, что это пустяки: деньги на телефоне кончились или еще что-нибудь. Но телефон был выключен и на следующий день, и потом. Надия дозвонилась до полицейского участка в том городе, где они прятались, и уговорила полицейских сходить к ним. Те сходили и сказали, что их нет: вещи лежат, хозяева ничего не знают. Надия была в панике. На третий день я увидел, что она ищет в интернете авиабилеты.
Мне нужно вернуться в Афганистан.
С ума сошла?
Я должна их найти. Если не я, этого никто не сделает.
Но как ты им поможешь? Если это талибы, тебя просто тоже убьют. Может, они и ждут этого.
Саня, это моя мать.
Два дня до ближайшего рейса мы убеждали Надию остаться. Моя сестра твердо заявила, что лететь в Афганистан - это идиотизм.
Во-первых, ты не знаешь, где они. Во-вторых, Газни - самая опасная провинция, сердце «Талибана», по ооновской классификации там четвертый уровень опасности: «всеобщее насилие». Как вам вообще пришло в голову там прятаться?! А главное, если ты вернешься в Афганистан, ООН перестанет считать тебя беженкой. Мы больше не сможем вам помочь, вы никогда не попадете в Европу!
И что ты можешь сделать? - допытывался я.
Саня, помнишь, я тебе рассказывала про того генерала, который предлагал мне защиту, если я буду спать с ним? Он не один такой, было еще несколько важных людей. Я написала одному, он депутат парламента, очень влиятельная сволочь. Сказал, что поможет мне. Мне придется продать себя.
Я понимал, что все это детская глупость. Конечно, я мог просто не дать ей уехать. И здравый смысл говорил, что так и надо сделать. Но что-то мне не давало - нет, не забота о ее родных и даже не боязнь взять на себя ответственность за чужую судьбу.
Через сутки уговоров мы закинули чемодан в машину и повезли Надию в аэропорт. Однако в Шереметьеве оказалось, что рейс в Кабул вылетает с какого-то далекого, никому не известного терминала. Я заблудился, метался по каким-то развязкам. Летел густой снег, ничего не было видно. Мы страшно опаздывали. Я понял, что могу сейчас просто расслабиться или свернуть не туда, - самолет улетит, Надия останется, уедет в Европу, и все будет нормально. Но я не сделал этого. Я не мог лишить ее свободы выбора, потому что это было главное в ней. Вся Надия была - об этой свободе.
Терминал оказался совсем в другом месте - маленький аэровокзальчик провинциального вида, с которого летают два рейса в сутки: в Кабул и куда-то в Белоруссию. Но мы не опоздали. Надия молча на нас поглядела, поцеловала и ушла за кордон.
Имена изменены. Люди на фотографиях не связаны с текстом материала
Международному дню солидарности трудящихся женщин всего мира посвящается этот пост.
До конфликта и гражданской войны положение женщин в Афганистане было неплохим. Афганские женщины получили право голоса в 1919 году, в 1950-х отменили ношение паранджи, а в 1960-х годах женщины добились равенства, которое было закреплено законодательно - в Конституции Афганистана.
Два либеральных правителя
«Женский» вопрос возник в Афганистане около 120 лет назад. В 80-х годах XIX века страной правил эмир Абдур Рахман-хан, и он первым предпринял попытки запретить ранние и насильственные браки, законодательно закрепить права женщин. Жена эмира подавала собственный пример: не носила чадру, представляла мужа на заседаниях суда, каталась на лошади, участвовала в политической жизни. Абдур Рахман-хан хотел дать право женщине инициировать развод.
В 1920-е годы, после англо-русского соглашения, который гарантировал независимость Афганистана, правящий эмир Аманулла-хан, внук Абдур Рахмана, начал модернизировать Афганистан. Он провел политические и социальные изменения, которые расширяли личную свободу и гарантировали равные права всех афганцев. Социальные реформы дали возможность женщинам и мужчинах носить западную одежду.
Его жена, королева Сорайя, призвала женщин стать свободнее, и подавала свой пример. В 1926 году Сорайя обозначила свое мнение о положении женщин: «не думаю, что наши женщины созданы только для того, чтобы служить мужчинам. Женщины также должны принимать участие в общественной жизни, вносить свой вклад в развитие Афганистана, и этот вклад невозможно сделать без знаний. Поэтому я считаю, что необходимо давать женщинам знания».
Амануалах Серадж аль Банет, участница борьбы за права женщина, была согласна с Сорайей: «знание не должны быть монополизированы мужчинами. Женщины заслуживают того, чтобы быть образованными».
В 1920-е эмансипация женщин идет по всему миру, и афганки принимали участие в этом движении. В 1921 году была открыта первая школа для девочек «Мастурат». Среди выдающихся выпускниц были будущие министры, члены правящего совета и профессора университетов. В 1923 году женщинам юридически предоставили права на свободу в выборе супруга.
В 1928 году первая группа афганских женщин покинула страну, чтобы посещать школу в Турции. Одна из них была матерью основательницы афганской женской организации в Торонто, Адины Ниязи. Адина вспоминает: «Моя мать чувствовала, что ей очень повезло, ведь она одна из первых афганских женщин получила образование за рубежом».
Положение женщин в 1960-х
После того, как женщины получили право получать высшее образование, в 40-х и 50-х годах появилось много учителей, врачей и медсестер. Много женщин училось на юридическом факультете Кабульского университета. К 1960-м годам женщины могли свободно двигаться без паранджи по улицам Кабула без сопровождения мужчин.
Женщины получали высшие государственные посты, первые женщины-сенаторы были назначены 1965 году. В период 1966-1971 году 14 женщин получили пост судей исламской юрисдикции. В этот период появилось много технических специалистов-женщин, административных работников-женщин, афганки работали в Министерстве здравоохранения и образования. Были женщины и в полиции, армии, они работали в авиакомпаниях и в промышленности: текстильной, керамической и пищевой. Были даже афганки-частные предприниматели.
В 1973 году Мухаммед Дауд стал во главе Афганистана. В это время фундаменталистские экстремисты начали работать против Дауда и его реформ.
Важным периодом в развитии курса на улучшение положения женщины были и 80-е годы, период так называемого коммунистического правления и присутствия в Афганистане советских войск. Работали программы по борьбы с неграмотностью среди женщин.
Для них создавались специальные образовательные и профессиональные курсы, возможность получать высшее и среднее специальное образование за рубежом. Афганки могли устроиться на работу в государственные структуры, при равной с мужчинами оплате труда. Все эти мероприятия способствовали повышению уровня самосознания афганок, их вовлеченности в общественную жизнь.
Книжный магазин в Кабуле в годы "советской оккупации":
Мода в Афганистане
В 1960-е больше двух третей женщин Кабула одевались на западный манер. Афганское пальто стало визитной карточкой модного Кабула. Одной из культовых фигур афганской моды стала Жанна Бичер. Бичер создала швейную школу при поддержке Vogue Pattern Services - это одна из немногих компаний, которая имеет право копировать модели известных дизайнеров.
В 1969 году молодой дизайнер Сафия Тарзи привлекла внимание журнала Vogue.
Тарзи помогла размыть границы между мужской и женской одеждой, «мешала» западный и восточный стиль в одежде. Разрабатывала тюрбаны и жилеты на западный манер, чтобы их можно было носить с юбками и чулками. В 1969 году был выпущен знаменитый номер Vogue, в котором представили историю афганской моды и назвали «Афганской авантюрой». Помимо моделей и древних руин в номере появилась Сафия Тарзи.
Жанна Бичер после выхода журнала заметила интерес кабульских женщин к западной моде. Она создала план по организации швейной школы в Кабуле, чтобы научить женщин жить одежду по западным лекалам. Жанна Бичер смогла договориться с Vogue Pattern Services, чтобы кампания пожертвовала 200 моделей для школы. Курсы окончили 32 афганки, которые учились шить под руководством дух американских инструкторов. В школе подготовили 15 модельеров, что для того времени было прорывом в области Высокой моды Кабула.
Гражданская война
Однако начавшаяся гражданская война приостановила, а затем, после смены режима, и вовсе повернула вспять процесс социально-политической модернизации Афганистана. Сотни тысяч афганок были вынуждены покинуть родину, многие погибли или были ранены во время боевых действий, стали вдовами. Нищета, социальная и юридическая незащищенность, пережитый психологический шок свели на нет все усилия предыдущих десятилетий.
Последним сокрушительным ударом по гендерному равноправию стал приход к власти талибов, и установление средневекового режима, основанного на слепом следовании буквальному пониманию норм шариата.
В 1994 году талибы появились в Кандагаре, а затем пришли к власти в Кабуле в 1996 году. Они сразу же навязали свои понятия и жизнь женщин по «законам Шариата», хотя это больше напоминало «гендерный апартеид». Женщинам запретили работать, закрывались школы для девочек. Женщины лишись всех прав, которых добивались и над которыми работали в последние десятилетия. Теперь им даже не разрешалось покидать свои дома, они могли это сделать только в сопровождении родственника мужского пола и полностью окутанные в паранджу. Женщины были заключены в тюрьму, подвергнут пыткам и казнены за «моральные преступления», такие как «проституция» и «неверность», их часто избивали талибанские полицейские за то, что был видны лодыжки или запястья. Департамент талибов по поощрению добродетели и предотвращению порока становился все более мощным, и находил новые способы наказания за несоблюдение правил в отношении женщин и девочек.
Кровопролитное противостояние продолжается в Афганистане в течение многих десятилетий, а надежды на скорое разрешение конфликта нет. Сегодня страна является настоящей миной замедленного действия, которая может подорвать шаткий мир во всем регионе. «Талибан» удалось отстранить от власти в 2001 году, но представители радикального исламистского движения и по сей день представляют в Афганистане серьезную силу, с которой приходится считаться.
При режиме талибов произошли значительные изменения, которые коснулись жизни женщин в Афганистане. Многие гендерные проблемы по сей день остались неразрешенными, но в настоящее время, к счастью, ситуация постепенно начинает налаживаться. Намного хуже все было в восьмидесятых-девяностых годах прошлого века, когда женщин фактически лишили всех прав.
Основные ограничения
С восьми лет девочке запрещалось контактировать с мужчиной. Исключение составляли только муж и родственники мужского пола, которых называют махрам. Не позволялось появляться на улице без сопровождения мужа или родственника и без мусульманской одежды, которая полностью закрывает лицо и тело, оставляя только глаза. не могли носить обувь на каблуках, потому что звук шагов может раздражать мужчину, а это недопустимо.
Кроме того, представительницам прекрасного пола запрещалось громко разговаривать в общественных местах. Их разговор ни в коем случае не должен был услышать ни один посторонний человек. Все окна первых этажей зданий заколачивались или закрашивались, чтобы с улицы не было видно женщин, которые находятся внутри. В частных домах вместо этого часто устанавливали высокий забор.
Женщин в Афганистане нельзя фотографировать и снимать на видео, их изображения не допускается размещать в книгах, журналах, газетах или даже в собственных домах. Все словосочетания, в которых присутствовало слово «женщина», видоизменялись. Например, «женский двор» менялся на «весенний двор». Афганки не могли появляться на балконах любых зданий, выступать на радио или телевидении, присутствовать на любых культурных мероприятиях.
Как в Афганистане относятся к женщинам из-за этих ограничений, уже понятно. Ограничения были искажены до неузнаваемости, хотя создавались на основе исламского дресс-кода и шариата. Действия талибов были фактически направлены на ущемление прав женщин, так как в шариате нет закона, согласно которому представительницы прекрасного пола не могут работать, самостоятельно передвигаться, прятать руки и лицо. Наоборот, получение образования только приветствуется.
Внешний вид
Женщины в Афганистане не могут носить яркую одежду, так как талибы считают это сексуально привлекательным. Указ от 1996 года гласит, что афганки, которые носят обтягивающую и яркую одежду и украшения, никогда не попадут на небеса. Все салоны красоты оказались под запретом, как и косметика или лаки для ногтей. Женщины должны были прикрывать все тело, в том числе и лицо. Особенно поощрялось ношение бурки (паранджи, чадры) - свободного халата с длинными рукавами и закрывающей лицо сеткой.
Передвижение
Без мужа или родственника мужского пола афганская женщина оказывалась фактически под домашним арестом. Строгие ограничения делали невозможным практические любое передвижение. Например, Латифу, афганскую женщину, избила толпа талибов за то, что она ходила одна по улице. Но у Латифы на войне убили отца, у нее не было братьев, мужа или сыновей. А в приюте в Кабуле после прихода к власти талибов около 400 девочек оказались заперты в здании практически на год.
Кроме того, представительницам слабого пола не позволяется водить автомобиль (даже если есть сопровождающий - муж или родственник-мужчина), вызывать такси. Женщины и мужчины не могут вместе ездить на общественном транспорте. Подобные ограничения в меньшей степени повлияли на жизнь женщин в Афганистане из маленьких поселков, которые работали в пределах своей территории. Но и они не могли путешествовать в соседние селения.
Занятость
Талибы утверждали, что на работе женщина может вступить в половой контакт с коллегой в рабочее время, что противоречит законам шариата. Так что в сентябре 1996 года все женщины в стране были отстранены от любого вида наемной работы. Это массовое увольнение стало настоящей катастрофой для экономики, особенно в сфере домохозяйства и образования, где работали в основном представительницы слабого пола.
Тогда верховный лидер заверил, что женщины, которые работали на государственных должностях или в образовании, будут получать ежемесячное пособие (5 долларов). Члены радикального движения приветствовали соблюдение патриархальных ценностей и выделение средств для выплаты пособий.
Единственная сфера, где могли остаться женщины, - это медицина. Женщины-врачи нужны были, чтобы лечить представительниц слабого пола, но и на них накладывался ряд строгих ограничений. Многие добровольно покинули рабочие места из-за половой сегрегации и практики преследования. По этой причине женщины-врачи, количество которых в одной только из больниц Кабула сократилось с 200 человек до 50, очень ценились. Только они способны были оказать медицинскую помощь (в том числе родовспоможение) другим женщинам.
После падения режима талибов в Афганистане сложилась обстановка гуманитарной катастрофы. Многие женщины нуждались в квалифицированной медицинской помощи, тогда как женщины-врачи фактические отсутствовали. На работе разрешили остаться и представительницам гуманитарных организаций. По мнению талибов, они могли оказывать помощь другим беспомощным женщинам и пропагандировать полезность введенных норм.
Образование
Права женщин в Афганистане повсеместно нарушаются. Это же касается и сферы образования. Формально талибы поощряли образование, но только до восьми лет. Объяснялось, что такие меры предпринимаются для предотвращения контакта с мужчинами и как дополнительная мера безопасности. Учебная программа была изменена: она стала более «исламизированной», побуждала юных афганских девушек к совершению джихада.
В Кабуле от учебы были отстранен более 100 тыс. девочек, уволены практически 8 тыс. учителей, 63 школы сразу закрылись из-за нехватки кадров. Некоторые учители продолжили преподавать подпольно, они обучали взрослых женщин и афганских девушек в своих домах. Это огромный риск, потому что учителя могли в лучшем случае попасть в тюрьму, а в худшем и вовсе лишиться жизни.
Здравоохранение
До прихода к власти талибов врачам-мужчинам в экстренных ситуациях было разрешено оказывать медицинскую помощь женщинам, но после указа, что мужчине запрещено касаться тела чужой женщины, это стало невозможным. В результате стала повсеместной ситуация, когда представительницам слабого пола приходилось ездить на достаточно значительные расстояния, чтобы получить помощь.
В Кабуле существовали неофициальные клиники в собственных домах, которые обслуживали семью и соседей, но нужные медикаменты они предоставить, конечно, не могли. Значительно возрос процент преждевременных смертей среди женщин. Семьи, которые располагали достаточными финансами, имели возможность получать медицинскую помощь в соседнем Пакистане. В 1998 году запрещено было посещать больницы, медицинскую помощь можно было получить только в специальных палатах. В Кабуле, столице Афганистана, такие были только в одном госпитале.
В 1996 году женщинам запретили посещать бани, так как это (по мнению представителей радикальной организации) противоречило религиозным законам. Баня являлась для многих женщин в Афганистане единственной возможностью соблюдать правила личной гигиены, так что этот запрет вызвал всплеск инфекционных заболеваний.
Брак и дети
Девочек выдают замуж очень рано. Афганские свадьбы часто являются принудительными. Мужчине разрешается иметь одновременно до семи жен, но ни одна при этом не должна быть обделена его вниманием, все женщины должны быть обеспечены материально. Сейчас не многие афганцы имеют несколько жен - это слишком дорогое удовольствие.
Самую большую опасность для женщин в Афганистане представляет даже не Талибан, а собственная семья. Сегодня многие представительницы слабого пола страдают от жестокого обращения и угнетения, подвергаются физическому, сексуальному и психологическому насилию. Некоторые находят помощь в приютах, но большинство возвращается в семьи, где их обижали, потому что другой альтернативы просто нет.
Культура
Женщины и их изображения не могут присутствовать в любых СМИ, а любые словосочетания со словом «женщина» заменялись на альтернативные. Представительницам слабого пола нельзя было заниматься спортом и ходить в спортивные клубы. Все это сказалось на состоянии афганских женщин. Опрос показал, что 91 % из них испытывают симптомы депрессии.
Наказания
Наказаниям женщины подвергались публично, чаще на стадионах или городских площадях. В 1996 году одной афганской женщине отрезали большой палец за то, что у нее были накрашены ногти, в том же году 255 женщин избили плетью за нарушение правил дресс-кода. В 1999 некая Зармина была приговорена к казни за убийство мужа, который оскорблял и избивал ее. Женщина подверглась пыткам, не сознавалась в убийстве, которое фактически совершила ее дочь, а не она сама.
Афганка Айша Биби в двенадцать лет была насильно выдана замуж. Через шесть лет она попыталась сбежать и вернуться в родную семью, но отец сдал дочь командиру талибов. Несчастной девушке отрезали нос и уши, а затем оставили умирать в горах, но она выжила.
Были случаи, когда мужчин наказывали из-за женщин. Например, наказывали таксиста, который принимал женщину без сопровождения муж или родственника-мужчины, мужей тех представительниц слабого пола, которые в одиночку занимались стиркой белья у реки, и так далее.
Так было не всегда
Права женщин в Афганистане не всегда ущемлялись. В 1919 году, например, жительницы страны получили возможность голосовать на выборах, а в середине прошлого века им было разрешено не носить паранджу. В 1960-м в Конституции появилась норма о равных правах (без учета половой принадлежности). Но смута, бедность, отсутствие юридической и социальной защищенности, сиротство и вдовство сделали афганских женщин полностью зависимыми от мужчин. Все усугубилось, когда к власти пришло радикальное движение «Талибан».
Женщины-военные
Сейчас ситуация немного наладилась. Но все же есть серьезные проблемы, которые мешают женщинам в Афганистане спокойно жить. Сейчас есть даже женщины, которые служат в армии. Они получают доступ там, где это невозможно для мужчин, обучены поведению в разных ситуациях, изучают местные традиции и пуштунский язык. Правда, женщины-военные в Афганистане - это в основном американки, очень редко встречаются афганки-переводчицы.
Известные женщины
Сегодня многие женщины делают все, что в их силах, чтобы улучшить положение местных жительниц. Например, Фавзия Куфи, бывший депутат парламента, продвигает законы в защиту прав женщин, Робина Мукимьяр Джалалай участвовала в Олимпийских играх в 2005 году, а затем баллотировалась в парламент, а Мождах Джамалзадах чем-то похожа на азиатскую Опру Уинфри, девушка произвела настоящую сенсацию на телевидении.
Известна на Западе и Шарбат Гула, которую долго называли просто афганской девочкой. Она стала известной благодаря фотографии, которая попала на обложку журнала National Geographic. Удивительное фото Шарбат Гулы, сделанное в 1984 году, сравнивают с портретом Моны Лизы. Тогда Гуле было приблизительно двенадцать лет.
Мы продолжаем публиковать для вас фотоматериалы, посвященные самым красивым представительницам той или иной нации. Сегодня мы полюбуемся на афганок.
Афганистан - одна из самых древних стран мира. Жизнь здесь требует огромного терпения.
В связи с суровыми устоями большинство известных афганок занимаются музыкой, актерским мастерством, модельной карьерой за пределами своей страны. В Афганистане женщина может жестоко поплатиться за подобного рода занятия.
Мы собрали для вас 11 самых красивых и известных афганок.
Селина Джейтли - индийская актриса и фотомодель. Победительница конкурса "Мисс Индия". Ее отец пенджабец, а мать - афганка.
2. Мадина Тахер
- афганка, обладательница титула "Мисс Германия-2008".
3. Мозда Джамалзада
- афганско-канадская поп-певица.
4. Залласшт Садат
- была коронована как "Мисс Афганистан" в 2008 году, на конкурсе красоты в Германии.
5. Азита Ганизада
- американская актриса афганского происхождения.
6. Вида Самадзай
- победительница "Мисс Афганистан-2003". Стала первой афганкой, которая приняла участие в международном конкурсе красоты.
7. Мариам Морид
- афганская актриса, дочь легендарного афганского певца 70-х гг. Ахмада Морида.
8. Эни Мари Кхан
- канадская модель и писательница, отец - афганец, мать из - Шри-Ланки.
9. Мехрангез
- афганская певица.
10. Сита Куасеми
- афганская певица и поэтесса.
11. Мезгхан Хуссейни - афганская участница теле-шоу "America"s Got Talent", "American Idol", "X-Factor". Была помолвлена с известным английским телеведущим Саймоном Коуэллом.
72
Профессор университета Билл Подлич из Аризоны сделал целую серию снимков в 1967 году, пока жил и работал в Афганистане со своей семьей - женой и двумя дочерьми. Потрясающие фотографии Афганистана 1960-х годов настолько отличаются от нынешних образов истерзанного войной государства, что кажется, это две разные страны.
Доктор Билл Подлич снимал на фотопленку "Кодахром". На его снимках Афганистан предстает перед нами как спокойная и умиротворенная страна, которую скоро уничтожит режим "Талибана".
Дочери профессора Билла Подлича Джен и Пег в садах Пагман, которые являлись одним из самых популярных мест отдыха в Кабуле. Сады были полностью разрушены во время войны.
Афганские школьницы идут домой. Девочки, так же как и мальчики, учились в школах и носили школьную форму, поступали в университеты. Женщины редко надевали паранджу в крупных городах. Сейчас в Афганистане женщины обязаны носить паранджу, появляться только в сопровождении своего мужа или родственников, а образование для женского населения не приветствуется.
Вполне себе счастливые люди собрались на большегрузных автомобилях, которые использовались как трибуны.
Мужчины отдыхают в тени. Внизу видно поселение, которое на протяжении многих веков является центром гончарного искусства.
Сестры держатся за руки, Кабул.
Одна из дочерей профессора на местном рынке в городе Исталиф, который являлся одним из самых красивых мест в стране. Город был уничтожен во время войны.
Во время урока в американской международной школе в Кабуле, которую посещали дочери профессора.
Мужчины на пикнике пьют чай и слушают музыку.
Очередь на заправочной станции.
Мальчик украшает торты.
Люди купаются в реке Кабул.
Школьники танцуют на площадке для игр.
Юные афганцы возвращаются домой. На заднем фоне - потрясающий пейзаж.
Афганский учитель.
Парковка перед американской международной школой в Кабуле, в которой учились дочери профессора Подлича. Школы тоже больше не существует.
Одна из дочерей профессора - Пэг.
Студенты педагогического колледжа в Кабуле.
Мечеть Шах-до-Шамшира (повелителя двух мечей) в Кабуле. Именно около мечети в 2015 году толпа линчевала 27-летнюю Фарханду Маликзаду после ее спора с торговцем амулетов, который обвинил женщину в сожжении Корана. Этот случай показал реальную ситуацию в отношении прав женщин в Афганистане.
Мужчина готовит сладкий десерт джалеби на открытом огне.
Во время урока по химии.
В автобусе, идущем из Кабула в Пешавар, Пакистан.
Королевский холм в садах Пагман.
Во время ремонта дорог.
Парад афганской армии в Кабуле.
Тоннель Саланг, который соединяет северную и южную части страны, был построен советскими специалистами в 1964 году под труднопроходимым перевалом Саланг.
Все, что осталось от одной из статуй Будды в Бамианской долине, которая была возведена в VI веке нашей эры. В 2001 году обе статуи были разрушены талибами.
dailymail.co.uk/bigpicture.ru
