В этот раз пора обратить взоры к животным, которые, все же, не считают тебя всего лишь ходящей открывашкой для банок с кормом.
Стивен Кинг с корги Марлоу. Именно Марлоу - прообраз Ыша из "Темной башни".
"Снимки собак погибших людей тоже берут читателей "Биде ньюс" за живое. Вы сажаете пса на крыльце дома покойного и даете подпись: "ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ БАФФИ НАЧИНАЕТСЯ" или что-нибудь в этом роде".
Стивен Кинг, "Ночной летун"
Нил Гейман.
О том, как он встретил этого коричневого пса Гейман рассказал очень подробно. Гвоздем же рассказа стало: "И вот, когда через пару недель мы его помыли..." А еще, на встрече с читателями, Гейман прекрасно характеризовал собак: "Собака смотрит на тебя такими глазами, словно говорит: "Я даже не знаю, что ты делаешь, но ты ТАКО-О-О-О-Й умный".
Эрнест Хэмингуэй славился своей любовью к кошкам. Его дом на Кубе был похож не на обиталище писателя, но на пристанище старой сумасшедшей бабки, которая живет с несколькими десятками кошек. И единственной фотографией, которую я обнаружил, где бы Хэмингуэй был запечатлен с собакой стала вот эта. Хэмингуэй повернут к объективу спиной.
Гертруда Стайн с щенком таксы по кличке Пепе.
Элис Токлас (секретарь, любовница, муза, издатель, критик Гертруды), Гертруда Стайн и их пудель Баскет.
"Я знаю, что я - это я,поскольку об этом знает моя собака".
Дин Кунц и его пес - золотисты ретривер Трикси Кунц.
Трикси был псом-компаньоном, из тех, что помогают инвалидам. Однако, сам Кунц инвалидом не был, но пса подарила ему организация, предоставляющая собак-помощников людям с ограниченными возможностями. Дело в том, что Кунц постоянно поддерживает эту организацию и перечислил на ее счет свыше 2,5 миллионов долларов. Так же он посвятил несколько книг Трикси.
Джордж Гордон Байрон со своим псом по кличке Лион.
Любовь Байрона к своему псу более чем известна. Своему же ньюфаундленду по кличке Боцман, скончавшемуся от бешенства, поэт посвятил знаменитую эпитафию:
Здесь покоятся останки того,
Кто обладал красотой и благородством,
Но не самолюбием,
Силой, но не высокомерием,
Смелостью, но не жестокостью,
А также всеми достоинствами человека,
Но не его недостатками.
Сия похвала, которая стала бы нечаянной лестью,
Будь она начертана над человеческим прахом,
Есть лишь дань памяти
СОБАКЕ по кличке БОЦМАН,
рожденной на Ньюфаундленде в мае 1803 года
и умершей в Ньюстеде в ноябре 1808-го.
Near this Spot
are deposited the Remains of one
who possessed Beauty without Vanity,
Strength without Insolence,
Courage without Ferosity,
and all the virtues of Man without his Vices.
This praise, which would be unmeaning Flattery
if inscribed over human Ashes,
is but a just tribute to the Memory of
BOATSWAIN, a DOG,
who was born in Newfoundland May 1803
and died at Newstead Nov. 18, 1808.
When some proud Son of Man returns to Earth,
Unknown by Glory, but upheld by Birth,
The sculptor’s art exhausts the pomp of woe,
And storied urns record who rests below.
When all is done, upon the Tomb is seen,
Not what he was, but what he should have been.
But the poor Dog, in life the firmest friend,
The first to welcome, foremost to defend,
Whose honest heart is still his Master’s own,
Who labours, fights, lives, breathes for him alone,
Unhonoured falls, unnoticed all his worth,
Denied in heaven the Soul he held on earth –
While man, vain insect! hopes to be forgiven,
And claims himself a sole exclusive heaven.
Oh man! thou feeble tenant of an hour,
Debased by slavery, or corrupt by power –
Who knows thee well must quit thee with disgust,
Degraded mass of animated dust!
Thy love is lust, thy friendship all a cheat,
Thy tongue hypocrisy, thy words deceit!
By nature vile, ennobled but by name,
Each kindred brute might bid thee blush for shame.
Ye, who perchance behold this simple urn,
Pass on – it honors none you wish to mourn.
To mark a friend’s remains these stones arise;
I never knew but one – and here he lies.
Любимого пса Джона Стейнбека звали Чарли.
Их путешествия-приключения по Америке он и описал в книге, обложка которой приведена.
Курт Воннегут со своим псом по кличке Тыковка.
Курт Воннегут со своим псом, 1969 год.
И снова тыковка
Статья, которую Курт написал в ноябре 1992 года, как президент Американской Ассоциации Гуманистов называлась - "Почему моя собака - не гуманист".
Есенин с собакой. Статуэтка.
Может собак он и любил, и кошек тоже, но что-то и с теми, и с другими, обходилась он в строфе не шибко мягко.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
Сергей Есенин, "Песнь о собаке"
Маяковский с бульдогом Булькой.
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой -
взял бы
и все обвыл.
Вот так я сделался собакой
Чехов и Хина.
"Романсов покачнулся и упал на собаку.
- Так, именно так! Рви мордализацию! Не жалко! Хоть и больно, а не щади. На, и руки кусай! Ага, кровь течет! Так тебе и нужно, шмерцу! Так! Мерси, Жучка.. или как тебя? Мерси… Рви и шубу. Всё одно, взятка… Продал ближнего и купил на вырученные деньги шубу… И фуражка с кокардой тоже… Однако о чем, бишь, я?.. Пора идти… Прощай, собачечка… шельмочка…
- Рррр.
Романсов погладил собаку и, дав ей еще раз укусить себя за икру, запахнулся в шубу и, пошатываясь, побрел к своей двери…"
Эми Тан и ее йоркширский терьер Буба Зо.
Уильям Стайрон со своей собакой по кличке Аквинна.
Эдгар Лоуренс Доктороу и Беки.
Робин Кук и Флаффи (кажется это жутко распространенная кличка).
Роберт Пенн Уоррен
Вудхауз и его такса Джед.
Помнится, при помощи стаи бродячих собак дворецкий Дживс, в очередной раз, спас незадачливого Берти Вустера. Ну и что, что молодого Вустера приняли за сумасшедшего. Отмена помолвки того стоит.
Наталья Завгородняя: 12 мая на Малой сцене харьковского Дома актера прошла премьера спектакля «Лаборатории театрра» «Белое там, белое тут», основанного на ваших стихах. Каковы ваши впечатления от того, что увидели на сцене?
Анастасия Афанасьева: Я пропустила премьеру, поскольку в это время была в Петербурге – там проходил поэтический фестиваль. Собираюсь посмотреть спектакль в записи. Все что мне удалось увидеть – это определенные этапы подготовки к спектаклю, репетиционный процесс. Безусловно, мне близка концепция постановки — это соединение современного танца (contemporary dance) и поэтических текстов, которое и создает некую новую реальность на стыке искусств. Актеры и режиссер по-своему интерпретируют поэтические тексты, привнося в них новые, собственные смыслы. Режиссерами постановки Кирой Малининой и Юлией Даниленко стихи были выстроены в определенную сюжетную линию, в результате чего, мне кажется, получилось некое отдельное целое, какая-то совсем другая история, основанная на моих текстах.
Н.З.: В чем состояло ваше личное участие в создании концепции спектакля?
Н.З.:Что в процессе вашего творчества является для Вас самым интересным?
А.А.: Самое интересное — это поиск. Писание текстов предполагает непрекращающийся поиск. Процесс поиска своей интонации, поиска некой чистоты языка, высоты голоса и является самым интересным, но, в то же время, самым сложным: искомое бесконечно ускользает.
Н.З.:О чем вы пишете?
А.А.: Вопрос «о чем стихи» изначально поставлен некорректно. Один из моих знакомых поэтов в качестве способа легкого ухода от него выбрал ответ: «О любви, конечно, о любви». Я не умею так легко отшучиваться. О любви и смерти, сказала бы я, если бы хотела уйти от вопроса, но это получилось бы как-то и пафосно, и не смешно. Поэтому я оставлю тему собственных стихов вообще и попробую поговорить теоретически. «О чем стихи» — не бывает, такой вопрос задают ученикам строгие учителя литературы, привыкшие к соблюдению всех правил педагогики. Не бывает хотя бы потому что, если мы с вами прочтем одно и то же стихотворение, мы поймем его по-разному. У стихов нет фиксированного смысла, стихи рождаются заново при каждом новом прочтении. Я думала когда-то об идеальном, о полном смысле текста – включающем все его состоявшиеся и возможные прочтения разными людьми в разное время. Кроме того, стихи, даже одним человеком, пишутся на протяжении длительного времени – разные. Все вместе они формируют некую целостность, некую область, функционирующую по своим законам, обладающую своими свойствами, закономерностями. Критики обычно занимаются тем, что выстраивают и упорядочивают эту область (так же, как биологи классифицируют неразделимое живое): вот здесь, у этого поэта, скажем, больше красного цвета, а у этого – белого, у этого часто слышен мотив птиц, а у этого – заброшенности. И это не означает, что стихи у них о белом, о красном, или о птицах – они сразу обо всем. Такая полнота поэтического мира, соответствующая полноте и «мира просто» легко различима у больших поэтов. Мы имеем полное право говорить о «мире Мандельштама», о «мире Цветаевой», о «мире Седаковой» или «мире Шварц» и Айги. И странно спрашивать, о чем этот мир. Нужно спрашивать иначе и о другом.
Н.З.:Расскажите о книгах, к которым вы время от времени возвращаетесь как читатель и которые повлияли на Ваше творчество.
А.А.: Их не то чтобы мало, в течение жизни это были разные книги: начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем. Сейчас – и уже довольно долго – это книги Пауля Целана, Ольги Седаковой, Геннадия Айги, Елены Шварц. Элиот, Паунд, Мандельштам. Данте. Философия – Хайдеггер, Гуссерль. Русская поэзия 90х годов. Современная русская поэзия – я постоянно слежу за тем, что происходит, за новыми публикациями и прочим. Интересуюсь немецкой поэзией двадцатого века, но не имею возможности реализовать свой интерес в полной мере, поскольку переводы выполняются нерегулярно, а языком оригинала я не владею.
Н.З.:С кем из писателей или поэтов, которых уже нет в живых вы хотели бы пообщаться, будь у вас такая возможность?
А.А.: В случае писателей и поэтов достаточно книг. Поэтому я бы хотела увидеть не литератора, а Джона Леннона. И Пепперленд в качестве места встречи с ним. (Это из мультфильма «Yellow Submarine”) Идеальное место, где музыка является основой, а произносимые слова реальны настолько, что являются видимыми и осязаемыми.
Н.З.:По профессии вы — врач-психиатр. Вам комфортно совмещать работу врача и творчество? Не мешает ли практическая работа?
А.А.: Я много раз говорила об этом. Нет, одно другому не мешает ни в коей мере. Слово «творчество» я не очень люблю. Мне больше нравится говорить о процессе написания текстов, относительно непрерывном и независимом. Это просто я, то есть, я и есть этот процесс – просто я так устроена. И мешать, следовательно, нужно мне как таковой. Работа не мешает, а дает хорошую опору. Если представить канатоходца, идущего по канату, то работа- это шест в его руках. Врачебная работа – возможность сделать что-то реальное для других, оказать реальную помощь, а кроме того — место социально реализации, проживания многих человеческих ситуаций, которые были бы невозможны в другом месте и при других обстоятельствах.
Н.З.:Вы сказали, что не любите слово «творчество». Почему? И какое определение тогда уместно для того, чем вы занимаетесь?
А.А.: Мне неловко употреблять это слово. Я заменяю его эвфемизмом. Неловкость вообще частое ощущение, которое появляется при попытке разговора о чем-то подобном. Нет никаких определений. Есть определенное внутреннее устройство, отношения с языком и окружающим миром. Процесс написания текста не заключается только в конкретном промежутке времени, когда текст собственно записывается. Написание стихов происходит в большей степени внутри. Когда текст готов где-то внутри меня, он появляется непосредственно на бумаге, точнее, в компьютере. Это некий образ жизни, предполагающий острое участие в повседневности внутреннего слуха. Вокруг этого процесса нарастает масса других именно занятий – стремление к владению контекстом, теоретическая рефлексия и тому подобное, и самое неформулируемое из всего (в том смысле, как именно это делать) – это развитие слуха.
Н.З.:Героиня ваших стихов — это вы?
А.А.: У меня не так много стихов, написанных от первого лица, в которых можно напрямую узнать меня. Часто в моих текстах говорят отстраненные персонажи. Конечно, мои переживания встраиваются в текст, но как часть большего целого. Это не личное говорение.
Н.З.:Что такое поэзия. И для чего она современному читателю?
А.А.: Поэзия вообще — способ выхода в метафизическое пространство, возможность присоединиться к чему-то гораздо большему и значащему, чем отдельный человек, отдельная личность. Это область сакрального. В подобном взаимодействии человек меняется как таковой. Поэзия меняет язык, перемены в языке вызывают перемены в сознании, а перемены в сознании меняют ход истории.
Н.З.:Как вы относитесь к профессиональной критике в свой адрес? Важно ли вам признание профессионалов (как известно, в 2003 году Вы попали в short- list премии Дебют)?
А.А.: Профессиональная реакция для меня важна, тем более что сложилась такая парадоксальная ситуация, когда читатель современной поэзии и является профессионалом в области литературы. Мне важно, что говорят люди, мнение которых для меня значимо. Что касается премии «Дебют», то, определенно, это было важно; но не в качестве профессионального признания, а скорее аванса, поскольку это премия для молодых литераторов. Такой отклик на мои тексты (к тому времени я писала стихи всего полгода) дал мне стимул развиваться. Профессиональная критика интересна в виде аналитических статей и рецензий – обычно в них озвучивается система, которая изнутри не слишком видна. Это возможность отстраненно посмотреть на собственные тексты – не на отдельные тексты, а их корпус, и понять что-то, что помогает идти дальше.
Н.З.:Как строится ваше личное общение с читателями?
А.А.: Публичные выступления для меня — это очень настроенческая вещь. В 2008-2009 годах я стала много читать на публике, много участвовала в чтениях, фестивалях. В этом году я приняла участие только в двух фестивалях. Это зависит от настроения и чувства внутренней необходимости (часто поездка на чтение – это просто способ выйти из привычного хода жизни, повод поехать в другой город и так далее). Основное общение происходит в интернете. Однако это общение скорее не с читателями в классическом понимании, а с единомышленниками из литературной среды.
Н.З.:Не секрет, что Интернет влияет на популярность современных поэтов. Может ли поэт без помощи сети стать известным широкому кругу читателей?
А.А.: Поэзия вообще не относится к популярному виду искусства. К тому же, слово популярность сейчас скорее употребляется в адрес звезд массовой культуры, с которой поэзия пересекается крайне мало.
Н.З.:Вы пишете прозу. Чем-то отличается работа над прозаическим произведением от процесса рождения стихотворного текста?
А.А.: Кардинально отличается: написание прозаического текста — это контролируемый процесс, очень понятный и конкретный. Прозу пишу редко и мало. Я описываю какие-то этапы собственной жизни после того, как они закончились. Написать о них означает поставить окончательную точку в каком-то периоде, отпустить что-то. Еще проза пишется как комментарий к собственным стихам. Какой-либо серьезной художественной задачи в прозе я не ставлю.
Н.З.:Кроме того, что Вы активно пишете, вы также занимаетесь переводами украинской поэзии на русский язык. Как происходит выбор текстов для работы?
А.А.: Началось это случайно после знакомства в 2007 году с Сергеем Жаданом, который переводил мои стихи на украинский и читал свои переводы на презентации моей второй книги «Голоса говорят». Появилась идея создания проекта перекрестных переводов под названием «Прощание славянки», суть которого заключалась в чтении перекрестных переводов друг друга. Это было интересно делать в Украине, где аудитория воспринимала на слух и украинский, и русский, и белорусский текст (из белорусов в чтениях участвовал Андрей Хаданович). Тогда выбор текстов зависел, скорее, от внешних обстоятельств и регулярно заниматься переводами я не собиралась. Сейчас это происходит иначе, я выбираю то, что мне близко по контексту и то, что менее известно, чем, скажем, тексты представителей мейнстрима, над переводами которых работают многие. Мне интересны поэты Западной Украины. К примеру, это Остап Сливинский, молодой поэт из Львова Тарас Федирко, переводную книгу которого мы планировали выпустить. Я переводила и перевожу авторов «киевской школы»: Миколу Воробьева, Виктора Кордуна. В ближайших планах перевод Голобородько, но пока я не понимаю, как к нему подступиться: его поэтика строится на языковых играх, и перенос их в поле русского языка осуществить непросто.
Н.З.:А сами вы не пробовали писать на других языках?
А.А.: Нет. Думаю, что писать нужно только на родном языке. А поскольку я родилась и выросла в русскоязычной семье и среде, на русских книжках и шире – на русской культуре, то соответственно я говорю и думаю по-русски.
Н.З.:Совсем недавно появилась аудиокнига ваших избранных стихов. Интересно было работать над записью книги? Как родилась идея работы именно в такой, достаточно редкой для украинского книжного рынка, форме?
А.А.: Книга появилась случайно. Я записывала тексты для другого проекта. В процессе записи накопилось достаточное количество стихов в аудиоформате для того, чтобы сделать что-то отдельное. Получился набор из трех дисков «Белое там, белое тут» — избранные тексты из четырех книжек. Этот диск — интернет-проект, доступен для свободного скачивания. Презентация его планируется в конце мая или начале июня в Харькове.
Похожее
